23 июля 2003 года во Вроцлавской синагоге «Под белым аистом» (так звучит ее название в переводе с иврита) советник посольства государства Израиль в Польше награждал медалями «Праведник народов мира». Одна из них была вручена внучке Рудольфа Вайгля Кристине Вайгль-Альберт. Это звание было присвоено профессору Вайглю спустя неполных полвека после его смерти.

Так уж случилось, что Рудольф Вайгль почти всю жизнь оказывался "persona nоn grata".
В довоенной Польше его, профессора Львовского университета, упрекали в том, что он, будучи немцем по национальности, оборудование для своей лаборатории заказывает только на родине предков. Речь шла еще о догитлеровской Германии, а качество немецкой продукции никогда не вызывало нареканий.
В конце тридцатых годов, когда в Польше для приема в вузы евреев были введены ограничения, так называемый "Numerus сlausus", Вайгль назвал это "средневековым варварством" и его обвинили в недостатке патриотизма.
Во время оккупации, немцы ставили ему в вину тот самый польский патриотизм, а в послевоенной коммунистической Польше его обвинили в пособничестве оккупантам.

Почти вся жизнь профессора Вайгля связана со Львовом.
Еще в 1940-е годы, сразу после войны, Львов сохранял остатки флера Австро-Венгерской империи времен Франца-Иосифа, в составе которой находился до 1918 года. Средневековые уютные улицы освещались газовыми фонарями. Их по вечерам зажигали фонарщики, переходя от одного столба к другому. Под цокот копыт на пружинистых рессорах катили фаэтоны и кареты извозчиков. Заметным было смешение различных культур, языков и архитектурных стилей. Львовские бабульки донашивали еще польские шляпки с перьями, а грубоватые "гендляры" на Краковском базаре выкрикивали надтреснутым басом что-то о невероятных достоинствах курительной бумаги, средстве от клопов и порошке от потливости ног. Многое тогда, по нашим советским понятиям, представлялось непривычным. Непривычными было обращение "пан и пани", которое звучало на улицах, в магазинах и аудиториях; брюки-гольф, частные небольшие кафе и многое другое. Коренные львовяне тоже казались людьми из иного мира.
Многие годы в здешнем Институте эпидемиологии научным руководителем и непререкаемым авторитетом был Генрих Мосинг, которому СССР в послевоенные годы во многом был обязан в победе над сыпным тифом. Нам, студентам мединститута, было известно, что это один из немногих выдающихся львовских ученых поляков, не уехавший после войны в Польшу. Он отличался респектабельной внешностью, изысканной вежливостью, "бабочкой" и неистребимым польским акцентом. Мы знали, что в недавнем прошлом Мосинг был учеником и ближайшим сотрудником профессора Рудольфа Вайгля, о котором в институте отзывались с величайшим почтением. Вайгль был создателем первой в мире эффективной вакцины против сыпного тифа, спасшей жизнь множеству людей на всех континентах.
Судьба не очень жаловала этого выдающегося ученого с мировым именем.

Когда в послевоенной Польше его упрекали в коллаборационизме, многим казалось, что для этого были кое-какие основания. Здесь возникает сложный вопрос: как расценивать деятельность медика, если она направлена на спасение жизни солдат вражеской армии? Хирург, спасший пленного раненого, совершил гуманный поступок. В этом случае сомнений не возникает. А как расценивать снабжение вражеской армии вакциной, медикаментами, медицинским оборудованием?
Те, кто упрекал Вайгля, считали: от чего погибнет вражеский солдат от пули или от тифа - безразлично. Важно, чтобы он погиб.

Вакцина профессора Вайгля действительно спасла от тифа многих солдат и офицеров вермахта. В случае с профессором Вайглем вопрос оказывается еще более запутанным, поскольку он по национальности немец. Кроме того, его вакцина спасала на фронте от тифа также солдат Красной Армии, и не только их.

Рудольф Вайгль родился в 1883 году в Чехии. Его родители чешские немцы.
В пятилетнем возрасте он потерял отца. Его опекал отчим, поляк по национальности, который в значительной мере заменил ему отца, воспитав при этом в духе польского патриотизма. Отчим был учителем гимназии в Стрыю - это неподалеку от Львова. Здесь гимназию окончил и Рудольф. Дальнейшая его жизнь связана с Львовским университетом. Он поступил на биологический факультет и уже в студенческие годы стал работать на кафедре зоологии, где и был после окончания учебы оставлен ассистентом. Под руководством знаменитого зоолога профессора Нусбаума-Хилькевича Вайгль углубился в вопросы морфологии и физиологии живой клетки, занимался и сравнительной анатомией.
В 1914 году, с началом Первой мировой войны, произошел крутой поворот в его научной карьере. Его мобилизовали в австрийскую армию и прикомандировали к микробиологической лаборатории, руководителем которой был известный ученый-микробиолог Филипп (Пинкус) Айзенберг. Лаборатория включилась в борьбу с эпидемией сыпного тифа среди солдат австрийской армии и русских пленных. Борьба с этой болезнью и стала делом всей дальнейшей жизни Рудольфа Вайгля.
История этой борьбы весьма драматична. Сыпной тиф, как известно, неизменно сопутствует человечеству во время войн, революций, голода и прочих неурядиц. При отступлении Наполеона из Москвы французская армия несла значительно бОльшие потери от тифа, чем от набегов русских отрядов и морозов вместе взятых. В самом начале Первой мировой войны в австрийской армии заболело сыпным тифом 120 тысяч солдат и офицеров. Половина из них умерли. С 1914 по 1922 год в России сыпным тифом переболело около 25 миллионов человек. Смертность от сыпного тифа еще в совсем недавние времена была чрезвычайно высокой, и при различных его вспышках колебалась от 20 до 80%.
В 1909 году французский исследователь Шарль Николь доказал, что тиф переносится вшами. Этот, на первый взгляд, лежащий на поверхности факт, оказался столь значимым, что впоследствии открытие его было отмечено Нобелевской премией.
Возбудитель сыпного тифа был открыт в 1916 году. Надежных методов лечения тогда не существовало, не было и вакцины для профилактики этого заболевания.
Трудность заключалась в том, что возбудитель сыпного тифа не рос на обычных средах для выращивания микробов, используемых тогда микробиологами, и не накапливался в организмах лабораторных животных в количествах, достаточных для изготовления вакцины. Вайгль создал методику и изобрел ряд приспособлений, позволявших выращивать возбудителя в организме его естественного переносчика - платяной вши. Эстетики в этом мало. Вообще, думается, что безапелляционно эстетичной в медицине можно назвать только улыбку выздоравливающего больного.
Уже в 1918 году Вайглем была изготовлена вакцина, спасшая жизни многих людей. В процессе работы он сам дважды заразился и переболел сыпным тифом. Изготовленную вакцину впервые испытал на себе. Все дальнейшие изыскания проводились на базе его лаборатории во Львовском университете. Впервые в массовом порядке вакцинация была проведена в 1920-х годах при эпидемии сыпного тифа в предгорьях Карпат. Тогда и была доказана ее эффективность.
Позже вакцинацию проводили бельгийские миссионеры во Внутренней Монголии в Китае. Там удалось остановить эпидемию среди местного населения, перестали умирать от тифа и сами миссионеры. Вайгля наградили бельгийским орденом Короля Леопольда и орденом Святого Георгия от Папы Римского Пия ХI. Он был избран почетным членом Нью-Йоркской и Бельгийской Академий Наук. Вакцина Вайгля нашла себе успешное применение во многих странах Африки. Ученый побывал в Абиссинии (современной Эфиопии), где шла война и свирепствовал тиф. И здесь его вакцина оказала спасительное действие. Вайгель докладывает о своем открытии в комитете Лиги Наций в Женеве, в Шведской Академии наук, во многих столицах Европы. Его лаборатория при Львовском университете становится местом паломничества для ученых из многих стран.
Но нет пророка в своем отечестве. Его не выдвинули даже в члены Польской Академии Наук. В предвоенные годы он удостоился только премии, учрежденной президентом города Львова. Правда, эта премия оказалась весьма весомой: 10 тысяч злотых. Львиную долю ученый потратил на обновление оборудования в своей лаборатории. Жена успела "выхватить" себе какую-то часть на приличную шубу, а Вайглю, заядлому рыболову, достался спиннинг, привезенный из Стокгольма.
Кстати, к своим хобби - рыбной ловле и стрельбе из лука - он относился, как и подобает ученому, со всей серьезностью. Прежде чем забросить удочки, определял направление ветра, изучал флору и фауну, обитающую на поверхности водоема, экспериментировал с наживкой, использовал приманку, окрашенную в различные цвета. Приносило ли это удачу - неизвестно. Злые языки уверяли, что в научных изысканиях она ему сопутствовала чаще. Для стрельбы из лука он сам нарезал стрелы с мудреным опереньем, занимался вопросами баллистики.
Говорили, что у него "золотые руки": он сам изготавливал множество лабораторных приспособлений, внес существенное усовершенствование в строение микроскопа. Это усовершенствование с успехом использовала известная фирма "Цейс".
Всегда ровный в обращении с подчиненными, даже застенчивый в повседневной жизни, Вайгль был весьма настойчивым, когда дело касалось интересов его лаборатории. Сохранилась его переписка с ректором университета Кшеменевским и министром образования Польши Хилинским, касающаяся ассигнований на исследования. Финансирование научных исследований - извечный камень преткновения в отношениях ученого с администрацией. Оба высокопоставленных деятеля не всегда шли ему навстречу и даже высказывали недовольство его настойчивостью. Так распорядилась судьба, что сам профессор Кшеменевский и вдова министра Хилинского во время оккупации нашли приют и защиту в институте Вайгля.
В 1939 году Львов, как и вся Западная Украина, оказались в составе СССР. В Советском Союзе эпидемии сыпного тифа были частыми и работы профессора Вайгля заинтересовали советское руководство. На базе львовской лаборатории был создан институт по изучению этого заболевания, было налажено серийное производство вакцины. Ею снабжалась Красная Армия. В 1940 году институт удостоил своим посещением сам Хрущев. Никита Сергеевич предложил профессору Вайглю переехать в Москву, обещал звание академика. Вайгль, не желая расставаться со Львовом, под каким-то благовидным предлогом отказался от этих предложений, но принимал активное участие в научной жизни советской страны и выступал с многочисленными научными докладами в Киеве, Харькове, Ленинграде и Москве.
29 июня 1941 года во Львов вступили части вермахта. К работам Вайгля немецкое командование, как и советское, проявило значительный интерес. Случаи сыпного тифа бывали в немецкой армии и раньше, а по мере продвижения ее на восток эта опасность возрастала многократно.
Институту был придан еще один большой корпус - помещение бывшей женской гимназии. Производство вакцины было поставлено на поток.
В институте трудилось свыше тысячи сотрудников. Вайглю, как немцу по рождению, заместителем Гиммлера, эсесовским генералом Катцманом, было предложено заполнить документы для обретения статуса "рейхсдойче". В этом случае ученый мог официально возглавить институт. Последовал отказ Вайгля и институт номинально возглавил присланный из Берлина военный "оберарцт", оказавшийся, впрочем, весьма покладистым человеком.
На деле институтом продолжал руководить Вайгль. Он сохранил статус научного руководителя, и даже самые незначительные кадровые вопросы решались только им. Тот же Катцман предлагал Вайглю переехать в Берлин и создать там аналогичный институт. И на это предложение последовал отказ ученого, хотя предложение было высказано в весьма категоричном тоне, а после отказа последовали угрозы, которых Вайгль не устрашился.
В институте было несколько отделов. Технология производства вакцины требовала разведения в больших количествах переносчиков возбудителя, то есть попросту вшей. Их нужно было кормить до заражения и после него. Кормиться они другим способом "не хотели", только на людях. Для этой цели были сконструированы специальные приспособления (полые герметичные браслеты с мембраной) и существовал огромный штат привитых "доноров", которые и кормили этих малоприятных насекомых, надевая "браслеты", наполненные ими на руки или ноги. Кстати, заражение вшей тифом производилось под микроскопом, при 30-кратном увеличении, путем постановки им клизмы. Для этого Вайгль собственноручно создал тончайшие инструменты. Если попытка подковать блоху - это красивый миф, то постановка клизмы вшам в институте Вайгля была повседневной реальностью.
В сегодняшней Польше опубликован ряд воспоминаний о так называемом "донорстве" в институте Вайгля.
В начале своей работы такими "донорами" были сам Вайгль и его жена. В дни немецкой оккупации Львова в их многочисленных рядах значилось много выдающихся личностей, таких как математик с мировым именем профессор Львовского политехнического института Стефан Банах, профессор-психолог Ян Кройц, профессор-географ Евгений Ромер, дирижер Станислав Строкачевский, поэт Збигнев Херберт. Такое редкое созвездие выдающихся личностей, объединенных столь малоприятным занятием, объясняется тем, что польские интеллектуалы не чувствовали себя в оккупированном Львове защищенными. Всем был памятен расстрел 28 польских профессоров в первые дни после вступления нацистов в город. Институт Вайгля предоставлял им защиту, да и вознаграждение, которое они за свое "донорство" получали, было не лишним, так как работы не было. Большинство вузов в городе было закрыто.
Сеанс кормления длился полчаса. "Доноры" рассаживались в соседних кабинах и имели возможность пообщаться. За эту "работу" полагалось, кроме денежного вознаграждения, небольшое добавление к пайку, и самое главное - удостоверение сотрудника института.
Удостоверение это обладало огромной спасительной силой при всяческих уличных акциях гестапо и местной полиции. Больно уж грозно выглядели его корочки. Там можно было прочесть: "Institut fur Fleckfieber und Virusforschung der Oberkomando des Heeres" или в переводе "Институт сыпного тифа и вирусных исследований верховного командования армии". Весомо, неправда ли?
Благодаря документам с этим штампом тысячи подлинных и мнимых сотрудников избежали принудительной отправки в Германию. Документ с таким штампом уберег от ареста многих подпольщиков, членов "Армии Крайовой". По многим свидетельствам институт превратился в своеобразную подпольную явку для этой организации. Вакциной Вайгля снабжались и партизанские отряды, действовавшие вокруг Львова.
По мере продвижения немецкой армии на восток вакцины требовалось все больше. Во Львове был открыт второй институт по ее производству под эгидой фармацевтической фирмы "Байер". Он находился в здании по улице Зеленой 12, там, где в наши дни находится Львовский институт эпидемиологии.
Научным руководителем этого второго института был назначен по совместительству все тот же профессор Вайгль. Открытие нового института было оккупационными властями обставлено весьма торжественно, перерезать ленточку должен был сам губернатор Франк.
Вайгль, естественно, был приглашен на открытие, но придти под благовидным предлогом отказался. Он не желал подавать руки палачу Франку.

Причины, по которым состоялось, - правда, запоздалое, - причисление Вайгля к Праведникам народов мира весьма основательны.
Помощь, оказанную профессором Вайглем своим согражданам еврейского происхождения в дни оккупации переоценить трудно. Виды этой помощи были разнообразными.
Сыпной тиф в Варшавском гетто был повседневным явлением. Известно, что несколько раз сюда из Львова приезжал сотрудник института Вайгля, уже упоминавшийся нами Генрих Мосинг. Приезжал он совершенно официально, будто бы для забора проб крови у больных. На самом деле он доставлял в гетто вакцину. Это подтвердил уже после войны бывший узник гетто, известный иммунолог профессор Людвиг Хиршфельд, который эту вакцину в Варшавском гетто от Мосинга получал.
Известно, что один из транспортов вакцины содержал целых 30 тысяч доз. Неучтенная немцами вакцина сохранилась во Львове у Вайгля еще с советских времен. Маркировка на ампулах оказалась на русском языке. Этой "неучтенкой" снабжалось и Львовское гетто.
Здесь в бактериологической лаборатории Еврейской Больницы работал микробиолог Людвиг Флек, в прошлом ученик Вайгля, в будущем - профессор Люблинского и Варшавского Университетов, автор многих открытий в микробиологии и уникальной работы по философии науки, сотрудничавший с профессором Вайглем и своим спасением обязанный ему.
Супружеская пара Майзель своим спасением тоже обязана Вайглю. Он сумел убедить руководство, что без профессора Генриха Майзеля производство вакцины может остановиться. Супруги Майзель в виде исключения проживали в своей старой квартире вне гетто. Генрих со звездой Давида на нарукавной повязке ежедневно шел пешком на работу и с работы. Рядом вышагивал вооруженный немецкий солдат, приставленный к нему для охраны на всякий случай. Соседи недоумевали: "Что это за еврей, которого ежедневно арестовывают, а он все на свободе?" В институте у Вайгля работала и жена Майзля. Их дочь Фелицию Вайгль устроил на работу в университетский ботанический сад, и она там пережила годы оккупации. Фелиция после войны стала известным ученым-микробиологом.
Вайгль пытался спасти и своего бывшего учителя, профессора-микробиолога Филиппа Айзенберга. В годы оккупации тот жил и работал в Кракове. Вайгль предложил ему работу и безопасность в стенах своего института во Львове. Айзенберг отказался, считая, что ему удастся спрятаться в родном Кракове. Эти его надежды не оправдались. Он был выслежен, отправлен в лагерь уничтожения Белжец и там погиб.
Инициатором причисления Рудольфа Вайгля к разряду Праведников народов мира в 2003 году стала пожилая еврейка, которая в годы оккупации, будучи еще юной, работала в институте Вайгля, и жизнь которой он тем самым спас. Сколько еще евреев было таким образом им спасено, точно неизвестно. Многие уверяли, что это были не единицы.
Кто-то назвал Вайгля "львовским Шиндлером". Насколько это справедливо, сказать трудно. При советской власти никто не стремился выявлять подобные факты, не искали их специально и в послевоенной Польше. Впрочем, достаточно и вышеперечисленных спасенных им евреев, чтобы оправдать присвоенное ему звание.
Сразу после войны Вайгль заведовал кафедрой биологии поначалу в Краковском университете, затем в Познани. В 1951 году ушел на пенсию. Умер в 1957 в городе Закопане. Подсчитано, что только в вузах послевоенной Польши работало 74 профессора и доцента из числа бывших учеников Рудольфа Вайгля. Многие его ученики возглавляли кафедры в других странах.
В 1948 году он был номинирован на Нобелевскую премию. Присуждение ему этой премии не состоялось. Какие-то инстанции коммунистической Польши направили в Нобелевский комитет свои возражения, обвинив его в коллаборационизме. К ним, к сожалению, прислушались.
Недавно одна из улиц во Вроцлаве названа именем Вайгля. Оказалось, что в послевоенные годы три последовательных ректора здешнего университета - его ученики.
Остается надеяться на то, что имя Вайгля не будет забыто в Израиле, где многие улицы носят имена Праведников мира. Ей Б-гу, "неудобный" профессор этого заслужил.

Марк Шейнбаум, Берлин
Еженедельник "Секрет"